Территория

Историка

• Главная >>
• Традиции и Модерн >>
• Евроазиатская модель петровской модернизации в XVIII в. и ее сущность.

Евроазиатская модель петровской модернизации в XVIII в. и ее сущность.

Как ни странно, но слом архаичных и традиционных основ жизни русского государства-общества в начале XVIII вв., как и попытки Петра I построить более современное и эффективное российское государство по европейским лекалам шли, вразрез западному капиталистическому пути общественного освобождения и на деле обернулось еще большим подчинением интересов общества государству.

И даже более того в правлении Петра произошло количественное и институциональное укрепление российской бюрократии (знаменитая «Табель о рангах» 1722 г.), которая превратилась в своеобразный «класс-государство» (просматриваются параллели с китайской бюрократической системой) и со временем только укрепляла свои позиции. С петровских реформ начался великий процесс бюрократизации страны, когда чиновники при условии их, разумеется, дворянского сословного статуса превращались в верховный класс в российском государстве, державший под неусыпным контролем все общество.

Это отличало Россию от позднефеодальной Европы, где государственная бюрократия и дворянское титулованное сословие были разделены, зато сближало с Востоком, где, как известно, между господствующим социальным классом и государственной бюрократией не было разделительных линий, там они совпадали. В то же время можно найти и отличия у российского варианта правящего класса от восточного аналога. На мусульманском Востоке и в Китае не было наследственной феодальной аристократии со своими независимыми от государства частными землями.

А в России? В России дворяне, начиная с петровского указа о 1714 г и вплоть до екатерининской Жалованной грамоты дворянам 1785 г., все больше превращались в автономное, почти независящее от государства (только не в правлении Петра) сословие со своими частными землями. Но в отличие от Запада, они все почти поголовно составляли бюрократический класс, который и распоряжался всеми ресурсами страны. А будучи чиновниками на государственной службе, они автоматически лишались своей свободы и автономии, которой обладали по праву рождения в дворянском сословии. Такова была плата за право считаться высшим социальным слоем страны. В этом российские феодалы отличались от западноевропейских, которые были мало представлены на государственной службе, но главное, были полностью независимыми от государства и вели жизнь частных лиц.

Возникает вопрос: как охарактеризовать такой специфический российский феодализм. На наш взгляд, лучше всего подойдет название «государственный неофеодализм», где собственно неофеодализм был приводным ремнем и орудием усложнившейся с Петра I российской вотчинно-государственной системы. Почему государственный – это понятно, поскольку государство выступало демиургом существования для всего российского социального космоса. Но почему «неофеодализм»? Приставка «нео» как раз и указывает на модернизированный характер русского феодализма XVIII века, который формировался в условиях все более рыночного и культурного взаимодействия России с все более капитализирующемся Западом и явился во многом порождением такого взаимодействия. То есть?

Под влиянием бюрократических преобразований Петра I и с постепенным вхождением России в европейскую мирохозяйственную систему с ее неизбежным разделением труда российская вотчинно-государственная система уже не была традиционной по сути, а была как раз новой и более модернизированной. Но при этом модернизацию не следует понимать упрощенно, как заведомо нечто хорошее и ведущее непременно к прогрессу.

Историк Андрей Фурсов, рассуждая о двух типах модернизации в капиталистическом мире – прогрессивной и непрогрессивной, указывает, что лишь прогрессивная модернизация приводит страну к экономическому процветанию и технологическому прогрессу, что в итоге ставит данную страну в центр капиталистической мир-экономики. Однако на 10 % такой успешной модернизации в странах капиталистического ядра, приходится 90 % регрессивной модернизации в странах условно именуемой периферии. В какой-то степени петровскую Россию можно отнести к странам, где прошла не самая прогрессивная модернизация (от которой выигрывает обычно большинство населения), хотя, разумеется, ее преобразователи ставили совсем другие цели, а именно: быть передовой страной Европы, а не только поставщиком дешевого сельскохозяйственного сырья для полукапиталистических и капиталистических европейских государств. Но, как обычно у нас говорится: хотели как лучше…

Таким образом, проводимая Петром модернизация привела не к слому традиционной вотчинно-государственной системы, а к ее усовершенствованию и подлаживанию, качественно необходимому для более тесной интеграции с формирующейся на Западе капиталистической мир-экономикой. Другими словами Россия выступала не субъектом, а объектом этой интеграции и подстраивалась под штабную панъевропейскую экономику.

Причем в таком мирохозяйственном альянсе с капиталистическим ядром (в первую очередь Англией и Голландией) России отводилась роль периферийной экономики, но имеющей при этом военную мощь передовой европейской державы с блистательным петербургским двором и просвещенной и бюрократией и дворянством, свободно общающимися с «передовой заграницей».

Последнее неизбежно создавало противоречие, неразрешенное вплоть до начала XXI века. Россия, начиная с Петра, являла собой удивительный гибрид-кентавр: мощная военно-политическая держава с отсталой по своей структуре от передовых стран экономикой и социальной структурой.

В то время как европейский путь модернизации вел к прямо противоположному результату – максимально полному освобождению общества от диктата и опеки государства, в России же даже первое и благородное сословие– дворяне – таковым не считалось. Это еще раз доказывает, что Петр был очень своеобразным западником-прогрессистом, скорее всего, его можно назвать самодержавным западником, свято верившим в незыблемость своей неподконтрольной обществу власти и не считающим, что интересы граждан могут не совпадать с интересами государства.

На практике это означало полное сохранение вотчинно-государственной системы власти при заимствовании западных технологий, отдельных политических институтов и западного рационализма. В выигрыше от всего этого была верховная власть, принятая на Западе и связанная с царским двором омодернизированные круги чиновничества и дворянства. Элитаризм и государствоцентризм такой модернизации был налицо. Поэтому политический режим Петра I отличался от всех известных в то время режимов, как Востока, так и Запада. Приоритет государственного блага и просветительская идеология при сохранении полного подчинения интересов общества государству буквально пронизывает всю реформаторскую деятельность Петра I.

Так как определить модель и сущность российской модернизации в XVIII веке? Реформы Петра I можно назвать первой модернизацией России, но модернизацией не чисто европейского или национального типа, а скорее, евроазиатской модернизацией, с ведущей и порой насильственной силой государства, а не общества, по пути которой впоследствии пошли некоторые азиатские страны. В результате нее произошел наиболее радикальный и зачастую насильственный разрыв российского государства со многими укоренившимися архаичными общественными и культурными традициями.

Первоначально преобразовательная деятельность Петра в большей степени ориентировалась на европейские институты и ценности, но культурные архетипы русской почвы не поддавались планам самодержавного «архитектора», а именно масштабной вестернизации страны. Под влиянием сопротивления социокультурной почвы (например, народного восстания в Астрахани в 1705- 1706 гг.) государственная власть вынуждена была все более и более корректировать проведение политики модернизации, применяя государственное насилие и жесткую и мелочную регламентацию частной жизни общества. Можно вспомнить кажущиеся нелепыми указы и установки царя-реформатора о том, что пить по утрам, как одеваться, как ходить в сортир (в государственных коллегиях) и т.д.

В результате такой азиатской корректировки модернизация стала нести в себе уже и родовые черты восточного государства-общества, одновременно, будучи сдобренной европейским модерном. К концу правления Петра I задуманная первоначально вестернизация страны – по форме и по содержанию воспроизвести европейское государство-общество – закончилась, по сути, ее полным извращением и, можно даже сказать, псевдовестернизацией. Парадоксально, но западник Петр оказался даже охранителем и традиционалистом таких традиционных российских черт, как сакральность и неподконтрольность для общества власти, чиновничий произвол, соединение власти и собственности, крепостное право и т.д.

А такие западные новации, как договорно-правовой тип общественного устройства (сословно-классовый компромисс), неотчуждаемые права подданных, принципиальное разделение частного и публичного, государственного интереса, правовая защита частной собственности, совсем не были востребованы российской государственностью. Почему? Потому что в традиционном российском обществе того времени не было тех европейских социокультурных потенций и основ, которые могли сопротивляться, а также скорректировать курс модернизации в сторону гибких структур договорно-правового консенсуса государства и общества. Русская традиционная почва была не готова к ускоренной модернизации, подразумевавшей тотальную перековку основ национальной жизни по европейскому образцу.

А российское государство в этих условиях просто использовало свой вековой универсальный инструмент, в виде всепроникающего государственного насилия и победило, поскольку было намного сильнее общества. Укоренившаяся традиция государственного насилия в свою очередь воспроизвела в итоге почти тоталитарное государство восточного типа, но с внешним европейским фасадом. Поэтому видимо неслучайно Н. Бердяев называл Петра первым большевиком.

Россия в ходе крутых и деспотичных по характеру преобразований фактически стояла на краю превращения в восточную деспотию по примеру Османской империи, однако этого все же не произошло. Причина тому очевидна. Пусть выборочная, но масштабная в отдельных областях европеизация страны вкупе со светским рациональным мировоззрением стали мощной преградой на пути превращения абсолютной российской монархии в деспотизм императорского Китая или султанской Османской империи. К тому же именно полубуржуазная, преддемократичная Европа, а не деспотичный Восток являлась для российской власти желанной моделью.

Наконец, дворяне, закрепившие за собой в наследственную собственность свои поместья по указу 1714 г., сделали с согласия государства первый шаг к своему освобождению от государственной власти. Начиная с дворян-крепостников, в стране возник первый росток в движении к гражданскому обществу и примата частного интереса над государственным интересом. Поистине путь исторических преобразований крайне извилист и противоречив.

Противоречивость этого явления заключалось в том, что одновременно в правлении Петра государство и государственная бюрократия буквально завладела всем обществом. Да это была очень высокая цена, заплаченная российским обществом для последующего избавления его от некоторых варварских традиций, обычаев, темноты и невежества.

С какой целью? Чтобы придать ускорение русскому общественному космосу и культуре, через силу вышедших из состояния анабиоза и спячки, для последующих «родов» всемирно признанных национальных гениев русской культуры и науки.

Автор: Вячеслав Бакланов     Дата: 2014-07-07     Просмотров: 5884    

Твитнуть

Можно также почитать из рубрики: Традиции и Модерн

Поделись с друзьями:

Добавить комментарии: