Территория
Историка
Западная польская окраина Российской империи была не только самой западной ее частью, но и наиболее чужеродной из всех ее западных окраин в силу неукротимого польского национального характера, не желавшего быть в составе империи, которая сокрушила когда -то польскую великодержавность.
После подавления первого масштабного польского восстания (в моей статье «Царство Польское- западная окраина Российской империи в первой половине XIX в». http://historick.ru/view_post.php?id=137&cat=15), польский вопрос, казалось бы, раз и навсегда решенный в николаевское время, вновь дал о себе знать в период Крымской войны 1853-1856 гг. Тогда польские эмигранты, воспользовавшись мощной антироссийской пропагандой в Европе и воевавшей против Петербурга коалиции из ведущих европейских держав, попытались достучаться до Лондона и Парижа, с тем, чтобы эти державы, смогли вырвать польскую государственность из когтей российского орла. Более того, в Османской Турции были даже сформированы польские отряды, готовые воевать против России.
Особенно мятежные поляки воспряли духом узнав о кончине Николая I, с именем которого они связывали свои последние беды. Однако скромные успехи союзников в Крыму, и нежелание большинства европейских держав восстанавливать польскую государственность помешали этому процессу. По словам польских историков, «Англия и Франция оказались вполне удовлетворены общими обещаниями амнистии и расширения национальных свобод. Наследник Николая I Александр II провозгласил амнистию, последовавшую за декларацией о лояльности, но во время визита в Варшаву объявил по-французски представителям польской шляхты: «Point de rveries, Messieurs» («Никаких мечтаний, господа!») (цит. по Михал Тымовский, Ян Кеневич, Ежи Хольцер.).
В тоже время новый российский император Александр II (1855-1881), вступив на престол, попытался с одной стороны, либерализовать политику Центра в польском вопросе, с другой, он предложил Польше вариант более тесной интеграции с Россией. В начале мая 1856 г. он торжественно посетил Варшаву и в тронной речи заявил, что «счастье Польши зависит от полного слияния ее с народами моей империи» (см. Западные окраины Российской империи…).
Следом за этим последовала серия мер и уступок, которые существенно смягчали жесткую политику Николая I в польском вопросе. К ним относились: амнистия участникам восстания 1830-1831 гг., (им разрешалось поступать на государственную службу), отмена чрезвычайного отношения, предоставленная возможность замещения вакантной должности архиепископа варшавского, восстановление польской высшей школы (Медицинской академии в Варшаве). Кроме этого царское правительство вновь пыталось сотрудничать с лояльной польской элитой (особенно с дворянством).
С целью смягчения нежелательных последствий для польской шляхты вызванных потерей крепостных в ходе предполагаемой отмены крепостного права в империи, было создано «Сельскохозяйственное общество», в котором правили бал крупные польские землевладельцы, предлагавшие «свои проекты» освобождения крестьян. Однако эти меры привели совсем к другому эффекту: вызвали массовое пробуждение национально-освободительного революционного движения, особенно в среде польской элиты. В университетах создавались подпольные кружки, организации, причем зачастую в союзе с русскими революционерами.
Как и в восстании 1830-31 гг. возобладали мечты о возрождении «Великой Польши». Националистически настроенные польские студенты вновь возродили идею возрождения Польши в границах 1772 г. выдвинули лозунг «До Днепра и Двины» (Каппелер. А.). И уже в октябре 1861 г. дело дошло до кровопролитного столкновения между демонстрантами и силами правопорядка. Ситуация в польской окраине накалялась, на фоне растущей социальной напряженности в связи с отменой крепостного права в империи. Массовые крестьянские волнения в России делали Петербург более уступчивым в отношении поляков.
Царское правительство продолжило опираться на лояльные круги польской знати, позволив назначенному главой польского гражданского правительства маркизу Александру Велепольскому (человеку консервативных взглядов) дважды (в 1861 и 1862 годах) начать и проводить умеренные реформы.
Суть которых, сводилась к восстановлению тех пунктов Органического статуса 1832 г., которые оставались в течение тридцати лет на бумаге. Речь шла о «автономизации»: восстановлении польского самоуправления на местах и о восстановлении польских высших учебных заведений. Однако процесс радикализации в польском обществе зашел далеко и поляков не могли удовлетворить куцые меры Велепольского. Лидеры польских общественных групп воспринимали все это как «слабость врага». На Велепольского было совершено два покушения польскими радикалами из числа «красных».
Так называемые «красные» создали Центральный национальный комитет, где главную роль играл молодой офицер российской армии - Ярослав Домбровский. По многим вопросам политической борьбы им оппонировали- умеренные «белые». Они вначале противились восстанию, не веря в его успех. В крестьянском вопросе «красные» выражали больше интересы польского крестьянства, в то время как консервативные «белые» были склонны выражать интересы польских помещиков.
Но в стремительно радикализировавшемся польском обществе боевой тон стали задавать именно радикалы - «красные», которые развернули открытую охоту на русских военных офицеров, чиновников, полицейских, совершая против них террористические акты. Однако и так называемые «белые» (в основном из числа польских аристократов) более умеренные, обивая пороги иностранных государств, требовали независимости Польши в границах 1772 года. Более того, по словам польского историка Ежи Хольцера, лидер «белых» Анджей Замойский, даже «потребовал от великого князя Константина присоединить к Королевству Польскому восточные территории бывшей Речи Посполитой, аннексированные Россией во время разделов (Литва, Украина, Белоруссия), и вернуть Конституцию 1815 г.». Такое требование было сразу отвергнуто российскими властями, а Замойского изгнали из страны.
При этом польские радикалы (многие из которых были русофобами) хорошо осознавали, на что шли, призывая к всеобщему восстанию против мощной России. Так осенью 1862 года Стэфан Бобровский- один из наиболее видных польских революционеров писал: «Вызывая восстание, к которому мы готовимся, исполняем эту обязанность с убеждением, что для подавления нашего движения Россия не только страну уничтожит, но даже будет принуждена пролить реки крови польской; а это река на долгие годы станет преградой для всяческих компромиссов с захватчиками нашей страны. Потому что я не предполагаю, что даже через полвека польский народ забудет эту кровь и протянет руку неприятелю, который наполнил эту реку польской кровью».
Уже в январе 1863 года в Польше началось массовое и довольно ожесточенное восстание. При этом новое польское восстание было намного благоприятнее для Петербурга, по сравнению с 1830 годом. Против центральной власти выступила «…не регулярная армия под командованием опытных генералов, а так называемая «партизанка», боевой единицей которой являлся, как правило разношерстный и кое-как вооруженный отряд (по официальной терминологии, шайка или банда). Диверсионные действия этих отрядов в тылу русских войск и партизанский террор против местного населения, конечно же, вызывали испуг и сеяли панику, но все-таки мало кто из современников считал повстанческое движение способным без европейского вмешательства нарушить территориальное единство империи» (Цит. по Долбилову М.).
Образованное восставшими временное национальное правительство провозгласило независимость Польши от России. С октября 1863 по апрель 1864 г. диктатором восстания был генерал Ромуальд Траугутт, имевший боевой опыт. Восстание, принявшее характер партизанской войны быстро распространилось на Литву, западные и центральные местности Белоруссии и даже правобережной Украины, то есть везде, где проживало польское население. Почти полтора года продолжались действия многочисленных групп повстанцев, хорошо вооруженных поставками из-за рубежа. Последние очаги сопротивления были сломлены русской армией в мае 1864 г. Жесткими действиями против бунтовщиков зарекомендовал себя виленский генерал-губернатор М. Муравьев (получивший даже прозвище Вешатель). Всего в борьбе с оружием в руках участвовали около 50000 человек, 20000 погибло, 18000 сослано, 7000 эмигрировало, конфисковано огромное количество имений. (Сахаров А.Н.).
Польское восстание имело широкий международный резонанс. Европейские державы, в первую очередь Франция и Великобритания в политических меморандумах поддержали восставших поляков, что еще больше подливало масло в огонь. К тому же, довольно мощная зарубежная польская диаспора оказывала широкую финансовую, пропагандистскую помощь своим восставшим соотечественникам, включая и поставки оружия. В свою очередь, польско-литовское восстание вызвало ответную националистическую реакцию русской общественности, которая за редким исключением (Герцена и ряда революционных радикалов) выступили с антипольскими памфлетами в печати.
Герцен, романтизировавший польских повстанцев, в тоже время считал, что польское восстание может подтолкнуть к социальной революции в самой России. Герцен писал в 1863 году: «…Мы с Польшей, потому что мы за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польши, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих…Да, мы против империи, потому что мы за народ!». Однако, издававшейся в Лондоне, до этого популярный в либеральных кругах антиправительственный герценовский «Колокол», выступивший на стороне поляков, потерял почти всех своих читателей в России. Стоит заметить, что даже известный пацифист Лев Толстой склонялся к тому, чтобы идти воевать добровольцем на польский фронт!
Польский вопрос послужил катализатором для оформления в России русского национализма. Известия о зверствах, восставших по отношению к православному населению, подогревали русскую общественность в жестком националистическом ключе. После начала польского восстания в российских СМИ и официальной пропаганде образ типичного поляка прочно был связан с образом «бунтовщика, заговорщика и мятежника», как открытого противника России и русских (Долбилов М.).
Известный националист-государственник М. Катков не раз заявлял, что поляки и русские смертельные враги, и что нужно раз и навсегда побороть смертельного врага России -Польшу. Он вопрос ставил ребром. Существовать, утверждал Катков, может либо Польша, либо Россия. Только один из народов должен быть политически самостоятелен, а рядом два государства- русское и польское- уживаться не могут (по Левинсон К.). Таким образом, старт полонофобии был дан.
Однако следует заметить, что подъем русского ответного национализма, имел даже не столько этнический антипольский характер, сколько был направлен против политики западных держав, поддержавших польское восстание, и умело разыгрывавших антирусскую карту. В ответ в России пышным цветом расцвели антизападнические настроения, перемешанные с ненавистью к полякам. Но все попытки Франции Наполеона III созвать международную конференцию по польскому вопросу ни к чему не привели (из-за неоднозначной позиции Пруссии и Австрии), а восставшие поляки, рассчитывавшие на иностранную военную помощь, так ее не получили. Неудивительно, что многие сторонники польской независимости были деморализованы, особенно с крахом надежд на «народную войну»
Очередное восстание в Польше, со всей очевидностью продемонстрировало российским властям всю шаткость их положения в перманентно мятежном крае не желающим смиряться под русским царем. Подавление следов восстания было еще более жестким и репрессивным, чем при Николае I. В Польше и в «западных провинциях» было казнено около 400 человек, около 2500 повстанцев были приговорены к каторжным работам и около 20000 выселены в Сибирь или отправлены в штрафные воинские части. Причем репрессии обрушились в первую очередь на польскую шляхту, наиболее активных участников восстания. Около 3500 имений польских дворян были конфискованы. (Каппелер.А.).
Имперское правительство сделало надлежащие выводы после подавления восстания. Что бы ослабить главных бунтовщиков- польскую шляхту и вбить клин между польскими помещиками и крестьянами, центральное правительство пошло на большие уступки и льготы польским крестьянам, в отличие от российских губерний. В частности, польским крестьянам без всяких отсрочек и временных повинностей предоставлялось право собственности на землю, усадьбу и пастбища, за которые они до реформы несли повинности в пользу помещика. Право распоряжения наделом-продажи, залога, сдачи в аренду-устанавливались на более широких основаниях, чем в России, где крестьяне были связаны выкупным долгом. Если у российских крестьян после реформы 1861 г. наделы уменьшились, то у польских наоборот, увеличились на 25-70 %, а повинности уменьшились. Кроме этого, в польских губерниях запрещалось покупать крестьянские земли всем не крестьянам. (Болтенкова Л.Ф., Яров Ю.Ф.).
Насколько были эффективны такие «подарки» от российских властей польским крестьянам, можно судить по признанию Юзефа Шуйского -активного участника польского восстания, но затем разочаровавшегося в подпольной деятельности. В 1867 г. он писал: «Сегодня, после окончательного наделения крестьян землей, мы пришли к тому, что конспиративная деятельность абсолютно вредна, а обычная работа, напротив, полезна. Почему? Потому что 1863 год навсегда положил эпохе тайных обществ, не оставив на польской земле ни одного социально несвободного человека. Год 1863 поставил точку в деле наделения крестьян землей, которое было целью для нескольких поколений заговорщиков».
Экономическая политика имперских властей в Польше явно была направлена против экономического благосостояния «неверной шляхты». Много было сделано, чтобы подорвать влияние в крае враждебной администрации и православной церкви-римско-католической церкви. Католическое духовенство являлось не только одним из главных хранителей идей национальной независимости Польши, но и по определению несло в себе явный антиимперский заряд.
Как сказано в одном из имперских документов того времени: «Если не самый католицизм, как исповедание массы польского населения, то организация католицизма в Польше была признана силой вредной и враждебной России. Изменить эту организацию в ее основах оказалось невозможным, а потому мы ограничились тем, что вдвинули ее в строго определенные границы…» (Национальная политика России: история и современность.). В итоге, большинство епископов было низложены, церковные земли секуляризованы (1865 г.), монастыри закрыты, отношения с Ватиканом прерваны (1867 г.). Отныне все католическое духовенство в крае было переведено под контроль Римско-католической духовной коллегии в Петербурге, которая теперь выступала в качестве посредника между папой и клиром.
В 1875 г. в состав Православной Церкви была передана последняя в России униатская епархия в Холме, и верующих (приверженцев униатской Церкви) заставили перейти в православие. Зато, впрочем, без особого успеха поощрялась деятельность Православной Церкви. Такая политика привела к еще большему недоверию к имперской власти со стороны католических ксендзов.
В последующие годы остатки особого положения Царства Польского были постепенно ликвидированы, даже само наименование Польши было упразднено, и регион впредь должен был называться «Привислинским краем». Впрочем, в обиходе край по-прежнему назывался Царством Польским. Власти последовательно проводили планомерную политику по деполонизации края. Почти полностью русскими стали учебные и судебные ведомства; поляки не допускались на губернаторские и другие важные должности в системе Министерства внутренних дел. Польский язык в делопроизводстве был заменен на русский. С 1864 г. запрещалось печатание и резко ограничивалось распространение книг на польском языке. В судопроизводстве за исключением польского частного права основанного на кодексе Наполеона, переделывалось на русский лад.
И, тем не менее, полной чистки управленческого состава произвести не удалось. Общая численность поляков в гражданской администрации Польши в конце 1860-х гг. составляла 80%, а концу века- 50%. Тотальная деполонизация управления как пишут авторы коллективной монографии «Западные окраины Российской империи» была неисполнимой задачей: «в конечном счете Привислинский край оставался польским культурным миром, польскоязычной в большинстве своем средой, а знавших польский язык русских чиновников слишком мало».
В 1867 г. началась реформа по приведению Польши в единую с остальной Россией административно-территориальную систему управления. Польская окраина (Привислинские губернии) была разделена на 10 губерний с 85 уездами. Упразднялись Государственный совет, Совет управления Царства Польского и правительственные комиссии, выполнявшие роль министерств, в крае. Отныне все функции упраздненных местных органов переходили к центральным ведомствам. Развитый регион в административном отношении оказался полностью поглощен менее развитой имперской метрополией. Зато, распространение на Привислинский край демократических реформ 60-х гг., (земской, судебной) произошло с явной задержкой, и отставанием от центральной России. В Польше так и не появилось выборных мировых судей и суда присяжных. Поэтому польское судопроизводство позднее отстало от развития юстиции в России.
Следующим шагом явилось вхождение ранее самостоятельного польского бюджета в состав единой росписи государственных доходов и расходов имперского бюджета. К этому давно призывала русская общественность, обвиняя Польшу в том, что она живет за счет России. В 1867 г. были упразднены польские автономные финансовые учреждения, взамен их были созданы существовавшие в империи казенные палаты. Отныне высшее управление финансами Польши сосредоточено в Петербурге. Последовавшая налоговая реформа, хотя и не привела к общему податному знаменателю польскую окраину с имперским Центром, зато во многом их сблизила.
Особенность Польши по сравнению с остальной Россией было в том, что если в центральных губерниях в процентном отношении собиралось больше прямых налогов, то в Польше- больше косвенных. Доходы, собираемые с польских губерний, были в среднем больше, чем собиралось с центральных русских губерний. Однако и расходы на содержание Привислинского края (в основном на военные нужды) были значительны и заметно превышали в среднем по империи. Тем не менее, разница в расходах и доходах между Польшей и Россией постоянно являлась темой бурных общественных дебатов. И если в России традиционно обвиняли поляков, что они живут за счет России, то польские общественные деятели в свою очередь заявляли, что «Россия обирает Польшу» (Правилова Е.А.). Наконец был ликвидирован Польский Государственный банк, а его функции перешли к Варшавской конторе Государственного Банка империи (1886).
Процесс объединения финансовых и экономических систем российской империи и Польши завершился. Кто выиграл, и кто проиграл, от этого объединения? Думается, что выиграли обе стороны. Более передовая польская промышленность и финансы больше впитавшие в себя европейский опыт оказывали стимулирующее воздействие на модернизацию всей российской экономики. В свою очередь таможенное объединение и железнодорожное строительство связавшее Польшу со всей Россией, во много раз расширили сбыт более передовых (чем в России) польских товаров (Западные окраины Российской империи…).
А как выглядела динамика экономического развития Польши по отношению к остальной России? В 1864- 1879 годах по темпам роста Польша в 2, 5 раза превосходила российскую индустрию. Польша добывала 40% угля и выплавляла 23% стали всей империи к концу XIX столетия (Травин Д., Маргания О.). Важной отраслью была металлургия, сосредоточенная в основном в Домбровском бассейне. Но главной промышленной отраслью российской Польши все же был текстиль. Основными текстильными центрами были Белосток, Варшава и, в первую очередь, Лодзь, где к 1890 г. проживало уже более 300 тысяч человек. Недаром Лодзь еще называли польским Манчестером. Городское население привисленских губерний намного опережало среднероссийский показатель, как и уровень грамотности поляков по сравнению с великороссами.
Польская продукция имела выгодный и беспошлинный доступ к огромному российскому рынку. Больше половины производимых в Польше товаров сбывалось в Россию. Торговля с Россией и немецкие капиталы, инвестированные в польскую промышленность, являлись источниками, из которых питалась польская экономика. «Экономику привисленских губерний существенно поддерживало и... Военное ведомство. Оно строило там железные дороги, крепости, содержало крупные гарнизоны» (Широкорад А.Б.). Отсюда, можно с уверенностью сказать, что в промышленном развитии Польша от объединения с Россией выиграла, несомненно.
Вторая половина XIX века- период складывания национальных государств в Европе, и Россия, пусть и с опозданием, тем не менее пыталась следовать по пути национализации своей необъятной и разнородной империи. Причем складывание наций в силу стадиального опережения в развитии быстрее происходит именно в западных окраинах империи, а не в самом великорусском центре России. Национальный вызов со стороны финнов, поляков, прибалтийских немцев становится угрозой для существования единого государства, и поэтому петербургские власти в свою очередь делают ставку на русификацию этих окраин, рассчитывая раз и навсегда скрепить расползающуюся империю.
Политика русификации набирала обороты, начиная с правления Александра II, но в самой Польше преодолеть устойчивую польскую идентичность подкрепляемую католицизмом, практически было невозможно. Собственно под термином «обрусение» власть здесь подразумевала не столько отказ от полонизма, сколько перефразируя Пушкина «вливание польского славянского ручья в Русское море». Речь шла об интеграции, а не ассимиляции.
Как писал министр внутренних дел П.А. Валуев: «Мы от Польши отрешиться не можем…, но мы не можем требовать от поляков, чтобы те забыли Стефана Батория и Яна Собесского, чтобы помнили Иоанна Грозного и забыли Мицкевича, чтобы читать Пушкина и Карамзина, очевидно невозможно. Но мы должны требовать, чтобы они примирили воспоминания о Собесском и Батории с памятью о Иоанне III, собирателе русской земли, О Грозном, О Петре Великом, о Екатерине, Александре I и императоре Николае I, примирили чтение Мицкевича с чтением Пушкина и Карамзина» (Цит. по А.Э Гетманский).
Другими словами ставилась задача воспитать поляков верноподданных не только царской династии, но и к России. А этого после жестокого подавления восстания сделать было архитрудно, если вообще возможно. Слишком явно бросалась в глаза неприкрытая ненависть поляков к империи, лишившая их независимой государственности, имевших европеизированную культуру и менталитет, религию издавна враждебную православию. К тому же многочисленная за рубежом польская эмиграция, поддерживаемая европейскими странами, активно вела идеологическую войну против ненавистной империи Романовых, заодно клеймя в коллаборационизме тех этнических поляков, которые были лояльны к оккупантам. Собственно говоря, российские власти прекрасно осознавали непреодолимое стремление большинства поляков к национальной независимости.
Многие русские чиновники, служившие в Польше, в своих отчетах отмечали неприкрытую враждебность местного населения к русской администрации. В то же время и в среде российской просвещенной публике отношение к полякам было в целом негативное. Достаточно вспомнить бессмертные произведения Ф. Достоевского, где все польские персонажи носят карикатурный и презрительный характер и именуются не иначе как «полячишки». После 1863 года в России название «поляк», «польский пан», «католик» прочно ассоциировались с набором самых негативных коннотаций: фанатичный католик, русофоб, враг освобожденных крестьян, защитник узкосословных привилегий, сторонник химерических имперских претензий в виде давно погибшего государства -Речи Посполитой и т.д.
Борьба двух идентичностей: польской и русской приобрела особо острый характер в западных губерниях империи (Литве, Белоруссии, Украине) и продолжалась вплоть до Первой мировой войны. Во властных кругах Петербурга и русской общественности в то время господствовало убеждение, что не только Белоруссия и Украина, но Литва являются «исконно русской территорией», подвергшейся в свое время длительной и «злокозненной» полонизации и окатоличеванию со стороны Польши. Отсюда ставилась задача: очистить этот край от польской порчи в виде польского языка и католицизма. Как писал из Вильны генерал-губернатор Кауфман Д. Милютину в середине 1865 г.: « Поляки должны уступить свое место русским людям по сю сторону Немана и Буга» (по Будницкий О.).
Очищение предполагалось произвести путем выдавливания из западного края польской знати («панов»), католицизма и восстановления здесь русской «народности» и православия. С этой целью в западных губерниях проводились конфискации поместий политически «ненадежных» польских помещиков. С 1863 г. на все помещичьи имения поляков Западного края был наложен штрафной сбор в размере 10 % дохода. С 1864 г. запрещалось печатание и резко ограничивалось распространение книг на польском языке. Польские чиновники были изгнаны и заменены русскими. Причем увольнялись со службы даже те из православных чиновников, кто был женат на польках. Секретный указ, принятый в мае 1865 года, запрещал полякам покупать земли в Западном крае и Бессарабии. В 1868 году полякам из царства Польского было запрещено селиться в Западном крае и Бессарабии (по Кадио Ж).
По мнению властей, победа в крае над полонизмом могла быть обеспечена при переходе местного населения от католицизма к православию. Фактор «обрусения» ставился в прямую зависимость от перемены веры. Чиновнику-католику ставился выбор: либо принимаешь православие и сохраняешь должность, либо теряешь службу и уезжаешь отсюда. Генерал-губернатор М. Н. Муравьев так отзывался о чиновниках, которые ради сохранения должности обращались из католицизма в православие: «Всякий католик, принявший православие, уже не поляк…Я сам не высоко ценю (такого) ренегата, да его дети-то будут русскими» (Цит. по Западные окраины Российской империи...).
Поэтому развернулась кампания по дискриминации католической Церкви и массового перехода в православие. В результате с середины 60-х гг. до середины 70-х гг. около 60000 католиков, по большей части белорусов, были обращены в православие (Каппелер А.). Чиновники проявляли административное рвение и различные способы по выкорчевыванию укоренившегося в крае католицизма.
Например, были попытки русифицировать католицизм: ввести русский язык в дополнительное католическое богослужение, при сохранении латинской литургии. Однако, эта идея не получила широкого распространения. В тоже время новообращенных привлекали обещаниями материальных благ за смену веры. Правда, организаторы смены конфессий в свою очередь отмечали довольно зыбкую конфессиональную идентичность своих новых неофитов: «На глазах здешнего города так часто совершались переходы из латинства в православие и из православия в латинство, что новое религиозное движение ни мало его не удивит; притом крестьянин латинянин довольно безразличен к вере, он одинаково посещает и костел и церковь». Причем, то же самое в других обстоятельствах говорилось и о православных (Западные окраины Российской империи...).
Белорусы, украинцы и даже литовцы рассматривались как «западные русские», как «малороссы» как составная часть русского народа. Отсюда «Русскими задачами» было «защитить» от злокозненных поляков и евреев и «оправдать свое историческое призвание перед славянами», как считал белорусский историк и профессор Петербургской духовной академии Михаил Коялович. А в свою очередь, движения, национально-культурное пробуждение украинцев, белорусов и литовцев, ранее властями, считавшиеся пустыми и надуманными, теперь после восстания 1863 г., вдруг приобрели политическое значение и стали в российской печати оцениваться как «польские» или «иезуитские интриги», как результат «фанатичной польской агитации» (Каппелер А.).
Реакция властей на эти движения выразилось административным запретом всех трех языков. И русский язык распространялся за счет всех трех (украинского, белорусского и литовского) языков. Затем проводились меры по замене польских помещиков русскими. Однако этот шаг не мог кардинально решить проблему русификации края. Предлагались более масштабные решения задачи деполонизации, а именно русскую колонизацию края. Однако это проект так и остался на бумаге, из-за отсутствия выделения денежных средств желающих переехать сюда из центральной России. В то же время следует отметить и успехи политики деполонизации в литовских, белорусских и украинских землях. Так или иначе, мощная по своим средствам достижения политика деполонизации смогла остановить и подорвать процессы польского нациостроительства в западных губерниях империи (Долбилов М.).
Однако, это вовсе не означает, что проект русского нациостроительства одержала в крае убедительную победу. Вовсе нет. Русский национальный проект здесь носил больше верхушечный характер и облекался в основном чиновничьи формы. И поэтому не мог полноценно заменить одну идентичность (польскую) другой- русской. Это было объяснялось тем, что в то время собственно никакой русской нации не было. А процессы русского нациостроительства уступали по интенсивности, польскому нациостроительству. Зато материальных и административных сил империи хватило на то, чтобы постепенно вытеснить из западных областей польскую идентичность и тем самым дали возможность начать становление собственных национальных проектов- литовского, белорусского и украинского.
Политика деполонизации продолжилась и в правлении Александра III (1881-1894), но уже без ее перегибов характерных в 60-х гг. XIX века. Однако, было бы неверным представлять эту политику, основанную на одном «кнуте». В качестве «пряника» при восшествии на престол нового императора Александра III в 1881 году амнистировали и освободили всех сосланных поляков после восстания 1864 г. Правительство порой и не без успеха сумело все же наладить сотрудничество с той частью польского дворянства, которое оказалось лояльно к власти. Немало польской знати, из числа военных и чиновников охотно сотрудничало с петербургскими властями. Ведь, служение российскому императору, вовсе не означал отказ от служения польской отчизне, как считали многие из обласканных при царском дворе поляков.
В отношении литовцев власти уже не пытались настойчиво подталкивать их к переходу в православие, осознав бесперспективность такого пути. Но в то же время власти пресекали любые попытки местного населения тайно обучаться в школах на польском языке и основам католической веры по польскому канону. По положению 1892 г. за открытие тайных школ, предоставление им материальных пособий и преподавание в них предусматривался штраф до 300 рублей или тюремное заключение до трех месяцев (Западные окраины Российской империи....).
Англо-французский Запад всегда отстаивал этнокультурные интересы поляков в России, время от времени разыгрывая польскую карту. Тем более было приятно Петербургу неожиданно заполучить союзника по польскому вопросу в Европе, в лице кайзеровской Германии. Там при канцлере Бисмарке польский вопрос однозначно воспринимался как центробежный для единства Германской империи. Как и в России, в Германии с предубеждением относились к католической церкви. И потому, начавшаяся в 70-е годы в Германии политика «культуркампф», была направлена на борьбу с католической церковью и попутно с полонизацией в польских землях в составе Германии.
По мнению польских историков, Россия и Германия сочетали антипольскую политику с дискриминацией католицизма. Более того: Берлин и Петербург обменивались заверениями в том, что, несмотря на растущие между ними противоречия, их объединяет общая польская опасность, о которой постоянно напоминал и Бисмарк. Он характеризовал деятельность поляков в самых черных тонах и подтверждал свои домыслы репрессиями» (цит. по Михал Тымовский, Ян Кеневич, Ежи Хольцер.). Любопытно, что оказавшись между германским волком и русским медведем, дальновидные польские националисты посчитали тогда Германию, более опасной для себя, чем Россию. Исходя из большего потенциала немецкой национально-культурной ассимиляции, по сравнению с русской.
Оппозиционные настроения в польских губерниях все время накапливались, по мере все более крепнущего государственного русского национализма в правление Александра III. Но на этот раз националистическое движение стало еще совмещаться с социалистическим движением. В 1893 г. на конспиративном съезде в Польше была образована Польская социалистическая партия (ППС). Где центральным пунктом ее (ППС) программы было создание независимой польской республики. С самого начала социалистический интернационализм польских революционеров оказался подмят чисто националистической повесткой дня.
Во многом это было связано с харизматичной личностью Юзефа Пилсудского- убежденного сторонника польской независимости, который занял в ППС роль ее руководителя. Если польские интернационалисты вскоре вышли из единой партии и создали свою организацию, то Пилсудский со своими соратниками решительно встал на путь бескомпромиссной борьбы с Российской империей, которую он люто ненавидел. В наибольшей степени его революционно-националистическая деятельность проявит себя в 1900-е годы.
Но даже в среде лояльной к имперским властям польской интеллигенции тема обретения польской суверенной государственности все время стихийно присутствовала. Отсюда такое увлечение исторической тематикой и обращение к временам великодержавной Польши. Обращение к исторической памяти и национального гордости у польской интеллигенции особенно усиливается, благодаря выходу популярной исторической трилогии писателя Генрика Сенкевича («Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыёвский»), написанных им в 80-е годы.
Образ политически неблагонадежного поляка, смутьяна и коварного «соблазнителя» простодушных белорусов и даже литовцев, постоянно маячил в глазах царских чиновников отбывающих службу в Западном крае. Это в свою очередь не внушало доверие поляков к русским властям. И надо сказать наиболее дальновидные имперские сановники это понимали. Так в 1898 г. варшавский генерал-губернатор А.К. Имеретинский во всеподаннейшем докладе особо подчеркнул: «Если мы по-прежнему будем смотреть на Польшу как на край, проникнутый польско-революционными замыслами, которые можно и должно подавлять лишь внешнюю силою различных существующих ныне ограничительных законоположений, то недоверие и недружелюбие польского населения к правительству будет не исчезать, а возрастать» (Национальная политика России: История и современность).
Имеретинский, в частности предложил отказаться от использования русского языка в учебных заведениях Польши, из-за противодействия местного населения, которое бойкотировало русские школы. Однако предложения Имеретинского натолкнулись на мощную фигуру «охранителя» русского самодержавия - К.П. Победоносцева и поэтому были отклонены. Становилось ясно, что центральные власти из-за тотального недоверия к полякам были не готовы отказаться от политики в отношении Польши сформированной после 1864 года.
Характерной особенностью политики имперского Центра в Польше стал отход от традиционной имперской политики сотрудничества с местной элитой и предоставления ей гарантий сохранения ее господствующего статуса в крае, как это было в отношении Прибалтики и Финляндии. Традиционная имперская модель предусматривала включение местной элиты в единую модель управления при условии ее лояльности правящей династии и государству. Но в Польше этого не случилось по двум причинам. Во-первых, Петербург, в польской окраине встретил упорное сопротивление со стороны польской элиты (шляхты и духовенства) процессам интеграции в состав империи. Во-вторых, стремящееся к политической и культурной однородности империя Романовых во второй половине XIX века делала все больше ставку на русификацию окраин, а пустившая корни в западном крае и в самой Польше польская идентичность, была ей явной помехой. Не случайно так яростно боролись власти с полонизмом в Литве, Белоруссии и Украине.
Поэтому в этнокультурном и конфессиональном вопросах компромисса между имперской властью и польской элитой вообще быть не могло и его не наблюдалось. Зато было настоящее противостояние, затянувшееся вплоть до распада империи в 1917 году. Причем в этом лобовом противостоянии, одна сила (польская знать и духовенство) уступала по военной и материальной составляющей, силе другой (имперскому центру), но зато продолжала не без успеха бороться с русской империей на этнокультурном и конфессиональном фронтах. А именно, за культурное влияние в западных окраинах на литовцев, западных белорусов и украинцев.
Автор: Вячеслав Бакланов Дата: 2018-02-07 Просмотров: 2503
Автор: Антон
Дата: 2018-02-08
Русские цари нянчились с поляками, а нужно было по примеру Сталина с ними поступить. В Сибирь на вечное поселение.
Автор: ноумен
Дата: 2018-02-09
Интересная статья. Не все однозначно было с белорусами и украинцами. Но все просто объясняется. Ведь сколько они были под поляками? Вот и «заразились» полонизмом!
Автор: Пан Гималайский
Дата: 2018-02-20
Жители центральной и западной Беларуси называли себя «литвинами». Беларусская шляхта считала себя людьми "польской нации". Они говорили и по польски и по русски. Беларусские крестьяне-католики определяли себя как людей «польской веры».
Автор: хорунжий
Дата: 2018-02-08
Лях, хохол и беларус на закуске у русского царя)))