Территория

Историка

• Главная >>
• Великие Империи >>
• Российско-британские взаимные имперские образы и геополитическое соперничество в XIX веке.

Российско-британские взаимные имперские образы и геополитическое соперничество в XIX веке.

Негативный образ России в глазах Британии.

И сегодня в британской академической науке слышатся апологетические нотки, восхваляющие историческую роль Британской империи. Так, известный историк Ниал Фергюсон пишет: «Британская империя выступала в качестве силы, навязывающей свободные рынки и верховенство закона, защищающей инвесторов и установившей относительно некоррумпированное правительство примерно на четверти территории земли. Империя также всеми силами поддерживала аналогичные тенденции за пределами своей территории, пользуясь своим экономическим влиянием – это был «империализм свободной торговли».

Действительно, следует признать, что с подобной глобальной и капиталистической по сущности экспансией англичан не могла сравниться ни одна колониальная (как французская) или континентальная (как российская), империи. Тем не менее самым опасным для себя и для своей империи противником британцы приблизительно с 30-х гг. XIX века считали Российскую континентальную империю, которая в отличие от капиталистическо-колониально-заморской Британской империи, была автократическо-сословной.

С этого времени в глазах британского политического класса Россия заняла «почетное» место главного врага британской короны, как когда-то Испания, а затем и Франция. И это неслучайно. Российская империя по своим материальным и людским ресурсам не уступала Британской. А ее континентальная военная экспансия по своим масштабам в этот период мало уступала заморской экспансии британского льва. Главными узлами противоречий между двумя империями в XIX веке стали Черноморские проливы и Средняя, или Центральная, Азия.

На всем протяжении XIX в. английские образы России представляли собой целый набор негативных стереотипов о совершенно неевропейской и агрессивной империи с варварским народом, привыкшим к деспотизму своих властей, и крайне неэффективным политическим и экономическим правлением. Так, в своих путевых заметках под названием «Россия глазами современного путешественника», написанных в 1859 году, Чарльз Генри Пирсон характеризовал Россию как страну «скорее восточную, чем европейскую» (Цит. по Ауст. М.).

Многие путешествующие по России англичане впоследствии в своих заметках буквально в один голос выражали свою тревогу по поводу грозящей Великобритании опасности, исходящей от постоянно стремящейся к экспансии и захвату чужих земель России. В 1830-х годах Дэвид Уркварт предупреждал своих сограждан, что вожделеющий взгляд России на Черноморские проливы является величайшей опасностью для положения Британии на море. Получив проливы, Россия, как считал Уркварт, будет преобладать на Средиземноморье, усилит давление на Индию и, таким образом, станет не только господствовать в европейских делах, но и в корне подорвет доселе незыблемое и никем не оспариваемое ведущее положение Великобритании в мире (См. Ауст М.).

Но все эти тревоги имели под собой прочный фундамент. Уже тогда Британия начинает открытую информационную войну против «хищной» северной державы. Большую роль в этом лично сыграл главный архитектор антирусской внешней политики лорд Пальмерстон, ставший в 1830 г. министром иностранных дел. При поддержке правительства в британской прессе началась мощная и хорошо срежиссированная русофобская кампания, направленная на разжигание ненависти к «русскому медведю». Для этого Пальмерстон имел постоянные и тесные контакты с редакторами таких крупных изданий, как «Глоуб», «Курир», «Обсервер», «Морнинг Кроникл» и др. По словам исследователя М. Желудова, Пальмерстон лично «писал для этих изданий передовицы, иногда заказывал статьи нужного ему содержания, используя деньги из секретных фондов».

Несмотря на поражение России в Крымской войне и ослабление ее стратегических позиций в мире, британская политическая мысль и пресса во второй половине XIX века на страницах печати еще более усилила свою пропаганду идей об исключительной угрозе для британских имперских интересов со стороны «хищной России». В 1883 году британский историк Роберт Сили в своей работе «Британская империя» задал своим читателем риторический вопрос: «Какая держава может сравняться с ней (Россией – В.Б.) в успешности агрессии»? Разве она не завоевала всю северную Азию, и разве она не проникла в центре до Самарканда и Коканда?».

В 1885 году в печати появилась брошюра с таким характерным подзаголовком: «Русские интриги в стремлении завладеть Афганистаном и Индией». В ней утверждалось, что Россия со времен Павла I стремится воплотить в жизнь своего рода генеральный план захвата Индии, но и кроме этого – установления контроля над Османской империей, Черным и Средиземным морями (см. Ауст М.).

Конструируя негативный образ из России и русских, британские писатели, журналисты, таким образом, рисовали образ своей страны как защитницы свобод и демократии. Великобритания в сравнении с Россией неизбежно слыла эталоном западной цивилизации, в противовес деспотичной, азиатской, варварской и хищной России.

Русский медведь угрожает Британской Индии!

Предельное по драматизму острое взаимное соперничество между двумя империями нашло свое выражение в так называемой большой игре за Центральную Азию. Именно здесь англо-российское соперничество по своему накалу носило характер настоящего военно-политического противоборства, которое неоднократно ставило обе империи на грань широкомасштабной войны.

Англо-русское соперничество в Центральной Азии вызывалось сложным комплексом политических, экономических и иных интересов, распространявшихся на всю обширную территорию. Но стержнем и эпицентром англо-русского противоборства являлась Британская Индия.

Вся восточная политика британской империи в XIX – начале XX вв. была проникнута стремлением защитить Британскую Индию – жемчужину Британской короны и символ Британского могущества – от любого посягательства, будь то наполеоновской Франции или России. Символическое и эмоциональное значение Индии для англичан того времени было огромным, и порой трудно было сказать, что преобладало: политические и культурно-символические дивиденды или материальные выгоды от власти над ней. Хотя последних было немало, о чем свидетельствует литература по этому вопросу.

По словам Д. Арриги, «ни один территориалистический правитель никогда прежде не получал за столь короткое время столь большую дань в рабочей силе, природных ресурсах и платежных средствах, как британское государство и его клиенты на индийском субконтиненте в XIX веке». Остановимся также на том, что англичане по сравнению с османами и русскими, имея более скромные людские ресурсы в своей метрополии, с лихвой восполняли этот недостаток, вовсю используя колоссальные, как материальные, так и людские, ресурсы Индии в своих колониальных войнах и захватах. Это открыто признавали и гордились этим британские руководители.

По едкому и одновременно хвастливому замечанию британского премьер-министра лорда Солсбери, Индия была «английской казармой в восточных морях, из которой мы можем бесплатно взять сколько угодно войска» (Цит. по Фергюсон Н.). В английских мюзик-холлах даже пели:

Мы не хотим воевать, 
Но если, черт возьми, прижмет, 
Мы сами не пойдем на фронт, 
Отправим кроткого индуса (Там же). 

В результате индийские солдаты под командованием британских офицеров несли службу на всем пространстве необъятной британской империи: в Африке, Восточной Азии, Бирме, Цейлоне, Тибете и т.д. Именно многочисленные индийские воинские контингенты сыграли решающую роль в победах Великобритании над Китаем в «опиумных войнах», они также участвовали в военных операциях в Афганистане и в завоевании африканских территорий (Кагарлицкий Б.). Другими словами, без многочисленных индийских вооруженных формирований англичанам было бы практически невозможно овладеть огромными азиатскими и африканскими территориями с малочисленным населением Британских островов. И это несмотря на то, что английские офицеры воспринимали своих туземных солдат как представителей низшей расы, которые, кстати, помогали Британии покорять других таких же «ниггеров».

Исключительную важность Индии для Британской империи разделяли и в Европе. Еще Наполеон образно заметил, что стоит ему коснуться французской шпагой устья реки Ганга, как посыплется все имперское здание британского величия. Тем не менее устойчивое мнение, сложившееся в Европе о том, что сила и могущество Англия заключено во владении Индией, появилось не без английской пропаганды. Во многом сами англичане повинны в создании устойчивого мифа о сказочно богатой Индии, без которой Англии не жить, и в результате они сами оказались пленниками этого мифа и заложниками в большинстве надуманных фобий по поводу возможной потери ее. По мнению С.Лурье, Восточный вопрос с точки зрения Англии – это методичное превращение ею всего огромного восточного пространства в защитный барьер, окружающий Индию и мешающий проникновению туда конкурентов. «По существу, Великобритания стремилась весь Ближний и Средний Восток превратить в громадный крепостной вал, отгораживающий от остального мира «ее» Индию».

Даже такие удаленные на тысячи миль от Индостана опорные военно-морские точки и крепости, как Мальта, Аден, мыс Доброй Надежды («это Гибралтар для Индии» – говорили про мыс сотрудники ОИК), Суэц, Сингапур («Мальта Востока»), рассматривались британскими военными как единое оборонительное «созвездие», предназначенное для обороны их самой важнейшей колонии и одновременно империи – Индийской. Даже лорд Солсбери, жалуясь на военных, на тему маниакальной защиты Индии шутя и язвительно заметил, что они хотели «расквартироваться на Луне, чтобы защитить нас от Марса» (см. Брендон П.).

Поэтому успешное продвижение России в Средней Азии, несмотря на все противодействия англичан и порой нежелание самого Петербурга ввязываться в дела далекой восточной окраины, британцами воспринималось как извечное стремление русских завладеть Индией и отобрать у них самую драгоценную колонию. Так, в 1868 г. широкое хождение среди британской общественности получил так называемый меморандум Г.Роулинсона. В нем Роулинсон сравнивал продвижение России в Центральной Азии с операциями армии, ведущей геополитические параллели против осажденной крепости, то есть Индии (цит. по Харюкову Л.Н.). Подобные «документы» только усиливали психоз британской общественности.

Неоднократно в ходе ложных тревог англичане перебрасывали крупные военные силы на северную границу Индии, отделявшую ее от территории России. Здесь в британской Индии война постоянно стояла на повестке дня и не сходила десятилетиями, держа в напряжении британскую колониальную администрацию. В 1887 году вице-король Индии, находясь в Калькутте, призвал «вести войну с Россией по всему миру» (цит. по Ауст М.).

Надо сказать, что этим фобиям способствовала и подозрительность англичан по отношению к самим индийцам, которых справедливо подозревали в нелояльности британской короне. Действительно, мечта об освобождении от угнетателей и поработителей англичан всегда жила в сердце индийцев. Среди них существовало поверье полумистического характера об избавлении Индии от англичан с севера: чаще всего эту легенду выдают как пророчество какого-то старца (Харюков Л.Н.). Например, по донесениям русского разведчика генерала Николая Столетова, индийцы с надеждой и с нетерпением ожидали русского вторжения в Индию как избавления от колониального господства англичан (Там же.).

Все это побуждало Великобританию постоянно предпринимать превентивные меры, подчас абсолютно излишние, к обеспечению безопасности Индии. Эти меры проявлялись не только в постоянном противодействии расширению русских владений в Средней Азии, но и в неоднократном стремлении овладеть Афганистаном (попытки в 1839–1842 и 1878–1880гг.) как плацдармом для нападения на Британскую Индию.

На эту тему афганского «буфера» определенно высказался Пальмерстон: «Афганистан должен быть наш или принадлежать России» (Там же). Однако Афганистан оказался самым крепким орешком, об который дважды обломал «зубы» британский лев. В британской прессе карикатурно изображали Медведя (Россию) и Льва (Британию), которые через земли Афганистана бросали друг на друга воинственные взоры. Здесь картографы двух империй, проводя геодезические работы, шпионили друг за другом (Брендон П.). Напряженное противостояние двух сверхдержав проходило по горам Гиндукуша и Памира.

В английской прессе с упорной настойчивостью и методичностью муссировались такие фразы: «если бы только Россия отказалась от Индии», «если бы только Россия дала гарантию, что не посягнет на Индию» и т.д., и т.п. С этой целью англичане засылали массу своих разведчиков в российский Туркестан, чтобы выведать империалистические «планы» русских на счет Индии. И хотя эти разведданные вместе с анализом российской внешней политики не давали подтверждений о намерениях российского руководства вторгнуться в Индию, тем не менее британское общественное мнение того времени продолжало страдать доходящим до психоза кошмаром русского нашествия (Фергюсон Н.).

Надо отдать должное англичанам: их неуемная и маниакальная энергия защиты Индии от русского посягательства и любые попытки противодействия России в Центральной Азии дали свои «плоды». Российская империя включилась в предложенную британцами геополитическую большую игру в Центральной Азии и стала рассматривать здесь Великобританию в качестве ключевого соперника, с которым предстоит длительная борьба. Англия в ответ пыталась сколотить блок мусульманских государств, направленный против России; создавала агентурную сеть на территории Кавказа, Среднего Востока и Средней Азии.

Наконец, в ноябре 1878 года англо-индийские войска вторглись в Афганистан, захватили Кабул и установили через северные провинции связь с туркменскими племенами (Орлов Г.С.). Наступила очередь отвечать Российской империи. В 1880–1881 годах после ожесточенных боев за крепость Геок-Тепе генерал Скобелев присоединяет к России Туркмению. После этого Российская и Британская империи едва не начинают военные действия: русские и англо-афганские войска столкнулись около Кушки (Мединский В.).

Британия, которая считает Афганистан своим протекторатом (как оказалось, ненадолго) готова была воевать с Россией за эту горную страну. Дореволюционный геополитик С.Н.Южаков прямо писал в 1885 году: «…весь мир, европейский и азиатский, ожидает войны между Англией и Россией, которая должна стать мировой в самом полном и точном смысле слова». Острое напряжение вокруг Афганистана было снято только в 1887 г., когда был подписан англо-русский протокол об установлении Афганской границы. Вот только англичан в Индии это несильно успокоило, по-прежнему они ожидали с севера вторжение «великих варваров».

Некоторые дальновидные русские дипломаты и генералы предлагали в качестве безотказного рычага давления на англичан постоянно использовать слухи о возможном вторжении русских в Индию, чтобы получить от англичан уступки по другим внешнеполитическим вопросам. Но справедливости ради, стоит отметить, что и в России были и такие, как упомянутый генерал Столетов, который в своих докладных записках неоднократно обосновывал необходимость похода в Индию и составил конкретный план ее завоевания (Загородникова Т.Н.).

В то же время сами русские генералы, рассуждая о самой возможности проведения этой военной операции (вторжение в Индию), отмечали ее авантюризм и практическую невыполнимость. Но главное, как признает немецкий исследователь Мартин Ауст, серьезно изучавший этот вопрос, завоевание Индии вообще никогда не появлялось в планах, как российского военного министерства, так и российского министерства иностранных дел.

Но англичане, тем не менее продолжали подогревать себя этими военными фобиями, логично рассуждая, что в условиях такой англо-российской конфронтации война может вспыхнуть в любой момент. К тому же британцы вполне отдавали себе отчет в военных возможностях России. Поэтому старательно и целыми десятилетиями они укрепляли северную границу Индии с Афганистаном и Памиром, чтобы лишить русских любой возможности прорыва в их драгоценную колонию. Но очевидно также то, что в этой войне у великой морской державы Великобритании не было реальных преимуществ одержать победу в Центральной Азии над континентальной Россией, обладающей самой мощной по тем временам сухопутной армией. И, судя по всему, англичане это прекрасно понимали и поэтому не пытались «задрать» русского медведя (то есть первыми начать военный конфликт), предпочитая «стравить» его с другими соседями.

Чья империя лучше? Или о российско-британской информационной войне.

Обе империи помимо гонки вооружений и дипломатической борьбы вели друг против друга войну информационную. Доминировали в этом британцы, расписывая на все лады негативный образ агрессивной российской империи. Старалась не отставать от англичан и российская периодическая печать, которая вела свою контрпропаганду.

Русские пытались донести свой миролюбивый образ и, наоборот, негативный образ Британской империи до своих иностранных корреспондентов. Так, в 1878 г. (в самый разгар русско-турецкой войны) в сделанном самими англичанами обзоре российской прессы утверждалось: «Мы вовсе не желаем властвовать над миром или закабалить международную торговлю, предписать ей свои законы, свое направление. В этих притязаниях повинна покуда одна Англия. Она взяла Гельголанд и по желанию своему может угрожать Германии; она заняла Нормандские острова и с этой позиции угрожает Франции; она владеет Гибралтаром и держит в страхе и повиновении Испанию и Португалию; она сосредоточила свои войска и военные склады на острове Мальте и тяготеет над Италией и Грецией; она поставила флот у турецких берегов и добилась повиновения Турции и Египта; она заняла позиции у выхода из Суэцкого канала и распоряжается судоходством по нему; она завладела южной оконечностью Африки и с этих двух последних станций распоряжается всемирной торговлей. Мы не говорим о других захватах Англии в Африке, Азии, Америке, Австралии, довольно и этих указаний, чтобы убедиться, что нет более хищной державы, как Англия» (По Ауст М.). Картина, как говорится, маслом!

К такой контрпропаганде следует добавить и великолепное художественное полотно «Подавление индийского восстания англичанами» русского живописца Василия Верещагина, чтобы убедиться в том, что негативные образы Российской и Британской империй служили определенными самоидентификационными маркерами своих положительных образов. И британская, и российская сторона, отталкиваясь от негативного образа противоположной стороны, так или иначе воспроизводили положительные образы своей «образцовой империи», наделенной всеми добродетелями по сравнению с противостоящей и негативной империей – своим оппонентом. Попытки оправдать свой имперский колониальный опыт и подвергнуть жесткой критике такой же опыт своего оппонента предпринимались в научных публикациях обеих стран.

Так, российский генерал, автор многих научных исследований А.Е.Снесарев утверждал, что российское правление в Центральной Азии было гораздо более гуманным по сравнению с «хищническим» британским империализмом в Индии. Многие российские востоковеды (И.Минаев, М.И.Венюков, Н.Я.Марр и др.) неоднократно указывали, что русские превосходят своих западноевропейских конкурентов в деле имперского строительства, поскольку они будто бы не страдают расизмом и способны относиться к меньшинствам Востока как к равным. Однако подобные хвалебные высказывания о своей имперской политике делали и англичане (Тольц В.).

В общем и целом, исходя из конкретной исторической обстановки того времени, можно утверждать, что еще задолго до холодной войны между СССР и США была продолжительная по времени и острая по своему накалу во многих сферах «холодная война» между двумя империями, Российской и Британской, сопровождающаяся при этом «войной имперских идентичностей». И в этом было своеобразие той «холодной войны» XIX века между двумя крупнейшими империями планеты.

Но кроме постоянного соперничества и многолетнего балансирования на грани войны между двумя империями происходил порой и взаимообмен имперского опыта по управлению туземным населением в Индии и Туркестане. И британская, и русская администрация самым внимательным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя каждое нововведение в колониальной политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось. Так, в туркестанскую администрацию проникла идея «подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок)…» (по Лурье С. В.).

В свою очередь англичане, порой с завистью для себя, отмечали успехи русского управления колониальными территориями, где практически стиралась грань между завоевателями и завоеванными. Так, маркиз Д.Н.Керзон, вице-король Индии в 1899–1905 гг., вспоминал: «Россия бесспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой… Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод враждебной беспечности» (Национальная политика России история и современность.).

Однако заимствовать подобное отношение к туземцам у русских англичане просто не могли в силу разницы менталитета. Англичане в Индии или в других своих колониях, будь то чиновники или мелкие клерки, все чувствовали себя аристократами, «сахибами», свысока наблюдавшими за низшими расами туземцев и без нужды не вступая в общение с ним. Неискоренимый расизм англичан не позволял выстроить более доверительные отношения с коренными жителями их цветных колоний.

Это абсолютно отличало англичан от русских, которым хотя и было присуще заимствованная от европейцев цивилизаторско-колониальная миссия в отсталых окраинах, но без всякой демонстрации расового и культурного превосходства над туземцами, не говоря уже о корыстной экономической политики в отношении них. Русский евразийский империализм и колониализм, в силу его исторической терпимости к иным культурам и народам, выгодно отличался от британского западноцентристского империализма и колониализма, с большой долей откровенного превосходства и расизма по отношению к незападным культурам.

Автор: Вячеслав Бакланов.     Дата: 2016-02-19     Просмотров: 7716    

Твитнуть

Можно также почитать из рубрики: Великие Империи

Поделись с друзьями:

Добавить комментарии: